Павел Иосиф Шафарик (Safarik) -
знаменитый чешский ученый. Родился 13 мая 1795 года в селе Кобелярове, в семье
евангелического пастора, словака. Учился в евангелическом лицее в Кежмарке,
пользовавшемся в то время большой известностью. Об этой школе Шафарик сохранил
навсегда лучшие воспоминания. Здесь в нем впервые пробудилось
славянское самосознание, под влиянием, с одной стороны, враждебного отношения к
славянству некоторых его учителей, с другой - вследствие знакомства с чешскими
книгами и журналами, особенно сочинениями Юнгманна, Пухмайера и др. На
литературное поприще Шафарик выступил мелкими стихотворениями, с 1813 года
появлявшимися в венском журнале Яна Громадка "Prvotiny peknych
umeni". В 1814 году он издал в Левоче сборник своих стихотворений:
"Tatranska Muza s lirau Slowanskau", отличавшихся
как новизной содержания, так и разнообразием формы, плавным и звучным стихом.
Это были единственные опыты Шафарика на поэтическом поприще. В 1815 году со
скромными средствами, собранными на кондициях, Шафарик отправился в Йену. Отец
желал видеть в сыне будущего теолога, но Шафарик больше привлекали филология,
история и философия. В Йене он слушал лекции по классической филологии у
Эйхштедта, по истории у Лудена, по философии у Фриса, переводил на чешский язык
"Облака" Аристофана и "Марию Стюарт" Шиллера, подготовлял план истории
славянских литератур. Вернувшись в 1817 году на родину, Шафарик посетил Прагу и
провел здесь около месяца в обществе Добровского, Юнгманна, Неедлого, Прессля,
Ганки и других пражских ученых и литераторов. Прага не понравилась ему: он
поражен был мелкими спорами пражских литературных кругов, их сплетнями,
взаимными обвинениями. По возвращении на родину Шафарик принял место
воспитателя в частном доме; зиму он проводил в Пресбурге, что давало ему
возможность продолжать занятия излюбленными предметами. Шафарик здесь особенно
сблизился с Бенедикти, Палацким и отчасти Колларом. Вместе с Палацким, который, как и Шафарик, занимался вопросами чешской
просодии, Шафарик издал в 1818 году в Пресбурге "Pocatkowe Ceskeho
basnictur, obwlzaste prozodye" ("Начатки чешского стихотворства,
особенно просодии"). Рассуждение это, написанное в форме переписки друзей
(авторы скрыли свои имена, только предисловие подписано было Бенедикти),
направлено было против учения Добровского о чешской просодии и рекомендовало
метрическое стихосложение вместо тонического. Книга
эта произвела сильное впечатление в литературных кругах, и хотя учение Шафарика
и Палацкого о метрическом стихе не нашло благоприятной почвы, тем не менее весь
трактат оказал большое влияние на обновление духа чешской поэзии, повысив требования
литературной критики. Имя Шафарика вскоре приобрело известность в
евангелических лицеях Венгрии. Ему стали предлагать места учителя, но Шафарик,
еще в Кежмарке испытавший враждебное отношение
пробуждавшегося мадьярства ко всему славянскому, отказался и предпочел
должность учителя и директора сербской православной гимназии в Новом Саде (в
южной Венгрии). С этого момента (1819) начинается новый период жизни Шафарика,
имеющий огромное значение в истории его занятий. Шафарик прекрасно изучил
сербский язык, сблизился с просвещеннейшими представителями сербского общества,
получил доступ в богатые библиотеки близких к Новому Саду Фрушкогорских
сербских монастырей и извлек из рукописей их драгоценные материалы для своих
будущих трудов. Здесь положено было основание знаменитому собранию рукописей
Шафарика, хранящемуся ныне в библиотеке чешского музея в Праге. Многочисленные
педагогические труды не препятствовали Шафарику заниматься наукой и
осуществлением некоторых давнишних своих проектов. Давно уже Шафарик и Коллар
мечтали об издании собрания народных словенских песен; материал имелся в
изобилии и у того, и у другого. В 1823 году был издан первый выпуск этого
собрания, при участии и Яна Благослава ("Pisne svetske lidu slovenskeho v
Uhrich"). В этом сборнике особенно интересным является предисловие,
написанное Колларом, трактующее о значении народных песен в отношениях языка,
эстетическом и этнологическом. Результатом занятий Шафарика славянскими
литературами и языками явилась широко задуманная
"Geschichte der slawischen Sprache und Literatur nach allen
Mundarten" (Офен, 1826), первый опыт истории литературы и языка всех
славянских народов в целом. Здесь Шафарик является и сравнительным лингвистом,
и диалектологом, и этнографом, и историком, будителем своего народа и
защитником всего славянства. Книга произвела сильное и благоприятное
впечатление среди всех славян; сочувственно встретил ее и сам патриарх
славистики Добровский, отметивший в обстоятельной рецензии и ряд недостатков
труда Шафарика. Ко времени пребывания Шафарика в Новом Саде относятся еще
трактат по славянской древности: "Ueber die Abkunft der Slawen nach Lorenz
Surowiecki" (1828) и небольшая, но в высокой степени оригинальная работа:
"Serbishe Lesekoerner" (1833) - первое историческое обозрение судеб
сербского языка. Шафарик блестящим образом опроверг державшееся до его времени
заблуждение, что старославянский язык был отцом всех нынешних славянских
наречий, и доказал, что сербский язык гораздо древнее, чем думал, например
Добровский: в древнейших памятниках сербской письменности находятся почти все
те отличительные черты, коими характеризуется этот язык в настоящее время.
Положение Шафарика в Новом Саде, между тем, становилось тяжелым. Он чувствовал
себя одиноким, "в истинном изгнании духа". Отношения с
представителями сербского общества ухудшались; особенно много огорчений
доставляла ему гимназия. В 1825 году Шафарик, по требованию мадьярского
правительства, был лишен директорства и остался только учителем сербской
гимназии. В это время (1826) начались переговоры П. И.
Кеппена, ближайшего советника А. С. Шишкова, тогдашнего министра народного
просвещения, с триумвиратом славянских ученых - Ганкой, Шафариком и
Челаковским, которых приглашали к нам на предполагавшиеся к открытию в русских
университетах кафедры славянской литературы. Шафарик соглашался
переселиться в Россию, но переговоры затянулись, и первоначальный проект принял
(к 1830 году) иную форму. Названных трех ученых приглашала теперь академия в
качестве "книгохранителей при славянской, вновь учредиться имеющей,
библиотеке". Но и на этот раз дело тянулось долго, а между тем положение
Шафарика в Новом Саде стало настолько тяжелым, что он окончательно решил
покинуть этот город и переехать в Прагу, впредь до приискания других занятий.
Благодаря стараниям Палацкаго и целой группы чешских писателей и дворян,
Шафарику была обеспечена ежегодная субсидия в 480 гульденов, если он переселится в Прагу и будет писать исключительно по-чешски.
Шафарик остался в Праге до конца своей жизни. Здесь им были написаны крупнейшие
его труды, на коих зиждется его ученая слава. Призвав Шафарика в Прагу, друзья
его всячески старались облегчить его существование. Главный виновник его
переселения, Палацкий, выхлопотал ему постоянный гонорар за сотрудничество в
"Часописи Чешского Музея"; позднее, в 1838 году, он передал Шафарику
редактирование "Часописи"; в 1834-1835 годах Шафарик редактировал
"Svetozor", первый чешский иллюстрированный журнал, издававшийся
фирмой братьев Гаазе. Но все это давало ничтожные средства. В 1835 году
Шафарика посетил в Праге М. П. Погодин, поразившийся теми тяжелыми
материальными условиями, при которых Шафарику приходилось работать. Отдавшись
всецело своим научным задачам, Шафарик совершенно забывал, о материальных
интересах. Положение семьи его было чрезвычайно тяжелое; в этом он сам
неоднократно признается в письмах к Погодину. Шафарик нуждался в помощи друзей
и не отказывался от нее, но для него всего дороже была поддержка его ученых
предприятий. Знакомство Шафарика с Погодиным совпало с окончанием первой части
"Славянских Древностей" ("Slovanske Starozitnosti") и с
приготовлением их к печати. Момент для оказания поддержки предприятий Шафарика
был весьма удобный. Погодин помогал ему существенно и неоднократно, сам от себя
и при содействии друзей. Другие русские ученые также помогали Шафарику
присылкой ему необходимых исторических и литературных исследований, материалов
и пр. Труд Шафарика вышел в 1837 году. Ученая критика встретила его
восторженно. Этот труд, говорил Палацкий, положил конец всем голословным
догадкам и всяким спорам в области славянской старины. Под пеплом древности
Шафарику удалось найти столько света, что не только история славян, но и их
старых соседей - скифов, кельтов, германцев, сарматов, финнов и др. - получила
неожиданную ясность и достоверность. Проникнутый горячей любовью к изучаемому
им миру, Шафарик не забывал, однако, о беспристрастии; в благородном стремлении
к истине он выставлял на вид не одни привлекательные черты древнего славянства.
Не колебался он и отвергнуть или исправить высказанное им ранее мнение, если
убеждался в неосновательности его. Одушевление, вложенное Шафариком в его труд,
невольно прорывалось наружу как элегический вздох над прошедшим; но глубокое
критическое чутье не позволяло ему дойти до преувеличений. Если в частностях
труд Шафарика в настоящее время требует изменений, то в целом "Славянские
Древности" имеют и всегда будут иметь высокое
научное значение. С необыкновенным трудолюбием собранный материал, положенный в
основание этого труда, свидетельствующий о громадной эрудиции Шафарика,
чрезвычайно обдуманно, в строгой системе распределенный и обработанный,
блестящая, "железная" аргументация, постоянное умение отличать
главное от второстепенного, пластичность и ясность стиля - все это и в настоящее
время является предметом удивления. Великолепное здание "Славянских
Древностей", как воздвиг его Шафарик, стоит доныне прочно, хотя отдельные
выветрившиеся камни оказалось нужным заменить другими, а кое-где пришлось
переменить и целые своды. Если наука славянских древностей и ушла ныне вперед,
то она совершила это движение только в отдельных местах, детальной разработкой
и поправками в грандиозном здании Шафарика. Труд Шафарика немедленно стал
выходить и в русском переводе Бодянского, но последний, на средства Погодина
издал (1837) только часть "Древностей", полный их перевод вышел в
1848 году. План Шафарика осуществлен был не весь: вторая часть
"Древностей" - о нравах, обычаях, образовании, религии древних славян
осталась недоконченной. В начале 1836 года граф С. Г. Строганов, попечитель
московского округа, пригласил Шафарика на славянскую кафедру в Москву, но
Шафарик отказался: он решил навсегда остаться в Праге, чтобы выполнить все свои
ученые проекты. После "Истории славянских литератур" и "Славянских
Древностей", третьим трудом общеславянского характера была
"Славянская Народопись" ("Slovansky Narodopis", 1842). Этой
маленькой книжкой положен был краеугольный камень славянской этнографии. В
небольших очерках и заметках знакомил общество со славянским миром уже
Добровский, в своих сборниках "Славине" и "Слованке"; но
первый цельный опыт славянского народоописания сделан был Шафариком. Насколько
обширные "Славянские Древности" знакомили ученый мир с славянской стариной, настолько небольшая "Славянская
Народопись" открывала самому широкому кругу читателей пути к ознакомлению
с живым славянским миром и, таким образом, составляла необходимое дополнение к
"Древностям". Особенно поучительной являлась приложенная к
"Народописи" карта славянского мира ("Slovansky Zemevid"),
впервые наглядно изобразившая его величие. Книга Шафарика имела огромный успех:
первое издание ее разошлось в Праге в несколько дней; в том же 1842 году вышло второе издание, а в 1843 году
она была переведена Бодянским на русский язык (первоначально в
"Москвитянине" Погодина, а потом вышло отдельное издание).
Историческое изучение памятников чешского языка и литературы дало Шафарику
обильный материал для истории старого чешского языка. Шафарик вместе с Палацким
принял участие в споре о некоторых заподозренных памятниках чешской
письменности, выступив с защитой их подлинности в труде: "Die aeltesten
Denkmaeler der boehmischen Sprache" (1840). Здесь подробно рассмотрены
"старейшие памятники чешского языка", отвергнутые Добровским и
Копитаром: "Суд Любуши", отрывок из Евангелия от Иоанна, глоссы
"Mater Verborum" и др. На изучении этих, отвергнутых ныне, и других
памятников Древней чешской письменности основаны были "Начала старочешской
грамматики ("Pocatky staroceske mluvnice"), предпосланные Шафариком
исторической хрестоматии по чешской литературе ("Wybor z literatury
ceske", 1845, I). Грамматика древнего чешского языка впервые получила
здесь научную обработку, впервые представлено было вполне учение о звуках и
формах чешского языка и изложен его синтаксис, причем разбор собранного
материала совершен по строгому научному методу. Существенный недостаток этого
труда состоит в том, что предметом научного исследования явились памятники
тогда сильно заподозренные, а ныне совершенно отвергнутые. Шафарика не без основания
упрекали в недостатке критики. Известность Шафарика со времени переселения его
в Прагу значительно расширилась, благодаря только что отмеченным капитальным
трудам его. Шафарику стали предлагать кафедру славяноведения в Берлине, но он
отказался от этого предложения; тогда прусский министр народного просвещения
Эйхгорн пригласил Шафарика в Берлин, чтобы получить от него совет, как следует
поставить учреждаемые в Берлине и Бреславле кафедры. Шафарик представил
Эйхгорну замечательную записку, в которой был начертан план университетского
преподавания славяноведения. Предложения, обращаемые к Шафарику из России и
Пруссии, заставили и австрийское правительство отнестись к Шафарику с большим
вниманием. С 1837 года Шафарик был цензором книг "беллетристического и
смешанного содержания". В 1841 году он был назначен сверхштатным
хранителем университетской библиотеки. Цензурные занятия доставляли Шафарику
массу хлопот и неприятностей, и он настойчиво стал просить об увольнении от
этой должности; в 1847 году он, наконец, освободился от нее. Шафарик давно
мечтал об открытии славянской кафедры в Австрии, прежде всего в Праге, где
надеялся получить профессуру. С этою целью он подал в 1846 году эрцгерцогу
Стефану, наместнику Чехии, особую записку; но она не имела успеха. Назначенный в 1848 году самим императором членом Венской
Академии, Шафарик выхлопотал себе разрешение преподавать славяноведение в
пражском университете, но вспыхнувшее в марте 1848 года революционное движение
в Вене и Праге помешало ему открыть свои чтения. Так Шафарику и не удалось
достигнуть университетской кафедры. Он получил должность библиотекаря
университетской библиотеки, которая, благодаря его заботам, обогатилась многими
приобретениями и получила новые штаты. Когда в 1848 году в Праге состоялся
съезд представителей всех славянских народов Австрии, Шафарик был избран его
председателем, и только после его отказа его заменил Палацкий. На съезде этом
он произнес знаменитую речь, в которой обличал лживость приговора о славянах их
соседей - немцев, мадьяр, итальянцев, считающих славян неспособными к полной
свободе и к высшей политической жизни только потому, что они славяне. Пражский период жизни Шафарика не смотря на всю скромность
официального положения его, был чрезвычайно благотворен как обширной ученою
деятельностью Шафарика, так и по тому личному влиянию, которое он оказывал на
многочисленных славянских путешественников, в том числе и русских. Круг русских
учеников Шафарика чрезвычайно велик. Первые наши славяноведы - Бодянский,
Прейс, Срезневский, Григорович, - находились с ним в близких, дружеских связях
и пользовались его советами и указаниями, оказывая в то же время содействие
научным предприятиям Шафарика. Сороковые и пятидесятые годы в ученой
деятельности Шафарика отличаются обилием статей и исследований, посвященных
вопросам языковедения вообще и в частности выяснению капитальных вопросов
славянского языкознания. Целый ряд мелких статей по языкознанию помещен был
Шафариком в "Часописи Чешского Музея" за 1846-1848 годы. Особенно важны
его исследования по вопросу о родине и происхождении глаголицы. В рассуждении:
"Ueber den Ursprung and die Heimath des Glagolitismus" ( 1858) вопрос о кириллице и глаголице рассмотрен Шафариком
особенно подробно. Палеографические признаки глаголицы, своеобразно истолкованные
Шафариком, исторические свидетельства об изобретении славянской азбуки и
лингвистические данные привели Шафарика к заключению, что глаголица древнее так
называемой кириллицы, и что она именно есть письмо, изобретенное Кириллом
Философом, а азбука, носящая имя Кирилла, составлена учеником его Климентом,
епископом велицким (в Македонии). В трудах более ранних ("Расцвет
славянской литературы в Болгарии", 1848; "Взгляд на первые века
глаголической письменности", 1852; "Памятники глаголической письменности",
1853; "Glagolitische Fragmente", 1857) Шафарик держался несколько
иных взглядов. Взгляд Шафарика был принят и развит целой школой австрийских
славистов и получил дальнейшее развитие в трудах Миклошича, Ягича и др. Хотя
взгляды Шафарика не восторжествовали еще окончательно, тем не менее собранные им доказательства, глубокомысленные
соображения и строгий научный метод сохраняют за его трудами значение и в
настоящее время. Многолетние ученые занятия при крайне тяжелых материальных и
нравственных условиях, непрестанная борьба за существование, болезнь жены и
болезненность самого Шафарика в последние годы особенно сильно отразились на
его организме. Болезненное состояние Шафарика резко проявилось 23 мая 1860
года, когда он бросился в Влтаву. Его спасли, он
поправился, но страдальческая жизнь его продолжалась недолго: 26 июня (нов. ст.) 1861 года он скончался. В
истории славяноведения ему принадлежит, наряду с Добровским, одно из
почетнейших мест. Труды его в этой области многочисленны и разнообразны. И славянские
языки, со старославянским во главе, и древняя история славянства, и современное
его состояние, и славянская письменность вообще - все было предметом его
научных разысканий и изучений. Как человек, Шафарик принадлежит к числу
величайших в истории просвещения идеалистов. Его нравственный облик
характеризуется лучше всего эпитафией на его могильном памятнике: "В
красных мира воспитался еси от юности своея".
Брокгауз Ф. А., Ефрон И. А. "Энциклопедический
словарь".